Курт Воннегут
Прелестные лилипуты
Лари уже умер.
Мы – холостяки – одинокие люди. Если бы я время от времени не проклинал одиночество, то не был бы другом Ларри Вайтмана, баритона. Даже не другом, а скорее приятелем. Я проводил с ним время, любил я его или нет. Я понял, когда холостяки стареют, они все меньше и меньше выбирают с кем проводить время, и, как и все в их жизни, друзья превращаются в привычку и наверно становятся частью рутины. Например, пока чудовищное самомнение и тщеславие Лари окончательно меня не достали, я многие годы постоянно стремился его увидеть. А когда я начал анализировать, что значит постоянно, я понял, что видел Лари каждый вторник с пяти до шести вечера. Если бы в суде меня кто-нибудь спросил, что я делал в пятницу вечером такого-то и такого-то числа, мне надо было лишь вспомнить, что я буду делать в ближайшую пятницу, чтобы рассказать, где я вероятно был в интересующую их пятницу.
Я хочу также добавить, что я люблю женщин, но я добровольный холостяк. Если холостяки одинокие люди, то женатые не только одинокие, но и зависимые.
Когда я говорю, что люблю женщин, я могу назвать имена и возможно, под предлогом привычки, объяснить свою дружбу с Гарри в контексте этих женщин. У меня была Эдит Вранкен, дочь пивовара из Шенектада, которая хотела петь; Дженис Гурни, дочь торговца скобяными изделиями из Индианаполиса, которая хотела петь; Беатрис Вернер, дочь инженера-консультанта из Милуока, которая хотела петь; и Элен Спаркс, дочь оптового бакалейщика из Буффало, которая хотела петь.
Я встретил этих привлекательных молодых девушек – по очереди и в перечисленном порядке – в студии Ларри или, как это обычно называется, квартире. Лари был солистом и подрабатывал уроками вокала для богатых и хорошеньких молодых девушек, которые хотели петь. Лари мягкий, как горячее сливочное мороженное, но большой и выглядит крепким, как лесоруб с высшим образованием, если такие существуют, или Канадский королевский конный полицейский. Конечно казалось, что его голос может стереть в порошок горы двумя пальцами. Его ученицы неизбежного в него влюблялись. Если вы спросите, как они его любили, я отвечу другим вопросом: какой период вы имеете ввиду? В начале его любили как временного отца. Затем его любили как благосклонного надсмотрщика, и в конце как любовника.
После этого Лари и его подруги переходи к тому, что он называл "выпускным". То есть по сути ученица больше не занималась пением, а только любовью. Сигналом к выпускному служили откровенные разговоры ученицы о браке.
Лари был этаким Синим Бородой и, если можно так выразиться, счастливой собакой, пока счастье выдерживало. Эдит, Дженис, Беатрис и Элен, последняя группы выпускниц, любили и были любимы. И по очереди получали отставку. Они потрясающе выглядели, каждая из них. Там, откуда они приехали были таких девушек было множество, они садились в поезда, на самолеты и кабриолеты, чтобы приехать в Нью-Йорк, потому что они хотели петь. Лари не мучался поисками. С таким богатым выбором он был избавлен от соблазна постоянства, такого как брак.
Жизнь каждого холостяка, а жизнь Лари особенно, была расписана по минутам, в ней было слишком мало места для женщины как женщины. Для студентов, если быть точным, были отведены вечера понедельника и четверга. Было время для уроков, для обедов с друзьями, для практики, для парикмахера и для двух коктейлей со мной – время для всего, и он никогда не менял своего расписания больше, чем на несколько минут. Точно так же его мастерская была именно такой, как он хотел – местом для всего, кроме бесполезных и ненужных, по его мнению, вещей. Пока у него, еще совсем молодого человека, была возможность жениться, он бегал от нее, и возможность пропала. У него не осталось ни времени, ни места для жены, даже маленькой жены.
- Привычки – моя сила, - однажды сказал Лари. – Ахххх, хотят ли они поймать Лари, а? Переделать его? Хорошо, но чтобы поймать меня в свои капканы, они должны изменить мои привычки, а это невозможно. Я люблю свои уютные маленькие привычки. Привычка - Aes triplex.
- Как? – переспросил я.
- Aes triplex – тройная броня.
- А.
Броня бумажная было ближе к истине, но никто из нас еще этого не знал. Элен Спаркс еще не сошла со сцены, предыдущая звезда Лари – Беатриск Веренер получила отставку всего пару месяцев назад, но Элен пока не отличалась от остальных девушек.
Я сказал, что любил женщин, и привел в качестве примера некоторых студенток Лари, в том числе и Элен. Я любил их с безопасного расстояния. После того как Лари, в его любовном цикле, переставал быть их временным отцом и начинал играть более приятную роль, я в свою очередь становился как бы их отцом. Вялым, небрежным отцом, будьте спокойны, но девушки любили рассказывать мне, как у них дела, и спрашивать моих советов. У них был сомнительный советчик, потому что все, что я им мог сказать, было: «О, черт, ты еще так молода».
То же я сказал и Элен Спаркс, невероятно прелестной брюнетке, не запятнанной мыслями или нуждой. Она разговаривала довольно приятно, но когда пела, возникало ощущение, что ноты достигают кончиков ее пальцев.
- Это варган со словами, - сказал Лари, - с итальянскими словами и акцентом Среднего Запада. Но он держал ее, она была забавная, исправно платила, и никогда не замечала, что Лари задавай ей именно то, что ему самому было нужно в данный момент.
Я однажды спросил ее, как у нее появилась идея стать певицей, и она ответила, что любит Лили Понс. Для нее это был ответ, абсолютно нормальный. На самом деле, я думаю, что она хотела сбежать из домашней теплицы и немного развлечься, побывав с деньгами там, где никто ее не знал. Возможно, она бросала жребий, чтобы найти лучший повод – музыку, театр или живопись. Таким образом она еще менее изобретательна, чем некоторые другие девушки в ее положении. Я знаю, что одна девушка сняла себе квартиру на деньги отца и развивалась с помощью нескольких общественно-политических журналов. Каждый день она один час скрупулезно подчеркивала в них все, что казалось ей важным. Авторучкой за тридцать пять долларов.
Отлично, как Нью-йоркский отец Элен я выслушивал ее, так же, как я выслушивал остальных ее предшественниц, что она любит Лари и думает, хоть и не уверена до конца, что он тоже ее любит. Она гордилась собой, потому что здесь у нее был успех с довольно известным человеком, хотя она уехала из дома всего пять месяцев назад. Такой триумф был вдвойне приятен потому что, я предполагаю, потому что в Буффало ее провожали с немым упреком. После этого она запинаясь поведала мне о вечерах, наполненных вином и горячими спорами об искусстве.
- Вечера по понедельникам и четвергам? - спросил я.
- Ты кто, Любопытный Том[1]? – удивленно спросила она.
Через шесть недель она осторожно заговорила о браке, о том, что Лари вроде бы упомянул об этом. Через семь недель она выпустилась. Я случайно наткнулся на нее во вторник перед нашими традиционными коктейлями с Ларри и увидел, как они садится в свой желтый кабриолет на другой стороне улицы. Она сгорбилась, все еще дерзкая, но полностью побежденная. Я понял, что произошло. Я подумал, что лучше оставить ее одну, чтобы она сама подавила эту боль. Но она заметила меня и от ее гудков у меня на голове волосы встали дыбом.
- О, Элен, привет. Урок закончился?
- Давай, смейся надо мной.
- Я не смеюсь. С чего я должен смеяться?
- Ты все знал. Мужчина! Ты все знаешь про окружающих, не так ли? Ты знаешь, что с ними происходит, и что должно было произойти со мной, да?
- Я знаю много студентов Лари, которые к нему привязаны.
- И отвязаны. Отлично, но есть одна маленькая девушка, которая не хочет отвязываться.
- Элен, он очень занятый человек.
- Он сказал, что его карьера крайне ревнивая любовница, - прохрипела она. – И что мне теперь делать?
Мне понравилось сравнение Ларри, но он мог бы обойтись и без него.
- Элен, послушай. Я думаю, ты богата. Ты заслуживаешь кого-то более подходящего по возрасту.
- Это глупо. Я заслуживаю его.
- Даже если ты настолько глупа, что хочешь его, то у тебя все равно ничего не получится. Его жизнь настолько связана привычками, что он просто не может приспособиться к жене. Проще заставить Метрополитен-опера петь в рекламе.
- Я попробую, - решительно сказала она и завела машину.
Когда я вошел, Лари стоял ко мне спиной. Он смешивал коктейли.
- Слезы, - спросил он.
- Ни одной.
- Хорошо, - сказал он. Я не уверен, что он на самом деле так думал. – Мне всегда противно, когда они плачут, - он всплеснул руками. – Но что я могу поделать? Моя карьера крайне ревнивая любовница.
- Я знаю, она сказала мне. И Беатрис говорила. И Дженис говорила. И Эдит говорила, - перечень явно приносил ему удовольствие. – Элен, кстати, сказала, что не отстанет от тебя.
- Правда? Как глупо. Ладно, мы еще посмотрим.
Когда Господь был настолько же далеко на Небесах, насколько Элен была обеспокоена, когда она была уверена, что вернется обратно в Буффало настоящей нью-йоркской знаменитостью в течение нескольких недель, я, как ее отец, пригласил ее пообедать в мой любимый ресторан. Похоже он ей понравился, потому что я видел ее там время от времени уже после нашего разрыва.
Она всегда была с людьми, похожими на Лари, и я сказал ей, что она заслуживает человек своего возраста. Также казалось, что она выбирает людей милых и пустоголовых, подобных себе. С ними обеденные часы наполнялись вздохами, долгим молчанием и туманной атмосферой, которую часто по ошибке принимают за любовь. Естественно, Элен и ее спутник находились в плачевном положении. Я уверен, что им даже не приходило в голову придумать о чем. С Лари такой проблемы никогда не было. Было понятно, что говорить должен он, а если он замолкал, то это было красивое, эффектное молчание, которое она запоминала и не нарушала. Элен прекрасно знала своих спутников и когда они обращали ее внимание на счет, она нетерпеливо и с пренебрежением показывала, что для нее это чепуха. Естественно, так и было.
Когда мы оказывались в ресторане в одно время, она игнорировала мои кивки. Я полагаю, она считала меня частью интриги, участником плана Лари, чтобы ее унизить.
Через некоторое время она появилась с молодым человеком своих лет, который заплатил за ее обед. И наконец, по совпадению, которое удивило нас обоих, она обнаружила, что сидит за столиком рядом со мной и откашливается.
Я больше не мог продолжать читать свою газету.
- Как удивительно, - сказал я.
- И как вы поживаете? – холодно спросила она. – Продолжаете насмехаться?
- Да, еще как. Как тебе известно, садизм сейчас в моде. В Нью-Джерси он уже легализован, Индиана и Вайоминг на подходе.
Она кивнула.
- В тихом омуте черти водятся, - загадочно произнесла она.
- Ты имеешь в виду меня, Элен?
- Себя.
- Вижу, - растерянно ответил я. – Ты хочешь сказать, что все не так просто? Я согласен, - я действительно был согласен. Невозможно, чтобы Элен так просто сдалась.
- Не так просто для Лари, - ответила она.
- Ох, перестань, Элен, ты несомненно выше этого. Он самодовольный и эгоистичный, поддерживает свой живот ремнем.
Она показала свои руки.
- Нет, нет, расскажи мне только про открытки и дверные звонки. Что он сказал про них?
- Открытки? Звонки? – я тряхнул головой. – Они ни слова о них не говорил.
- Естественно. Замечательно, отлично. Ну, просто отл.
- Извини, я запу и у меня важ свид, - сказал я вставая.
- Как это?
- Я сказал, что я запутался, Элен. Я попробую все узнать, но у меня нет времени. У меня важное свидание. Счастливо, дорогая.
Свидание было с зубным врачом и, когда этот страшный визит закончился и день подошел к вечеру, я решил найти Лари и спросить его про открытки и телефонные звонки. Был вторник, четыре часа пополудни, и Лари наверняка был у своего парикмахера. Я вошел в салон и занял место рядом с ним. Его лицо было в пене, но это точно был Лари. Многие годы никого, кроме него не было в этом кресле в четыре часа во вторник.
- Подстригите, - сказал я парикмахеру и обратился к Лари – Элен Спаркс говорит, ты знаешь, что в тихом омуте черти водятся.
- Хмммм? – ответил Лари сквозь пену. – Какая Элен Спаркс?
- Твоя бывшая ученица, помнишь? – Это была давняя уловка Лари, делать вид, что он ничего не помнит, и насколько я знаю, он говорил это честно. – Она занималась два месяца назад.
- Тяжело держать в голове всех выпускниц. Малышка из Буффало? Оптовые бакалейщики? Помню. А теперь шампунь, - обратился он к парикмахеру.
- Конечно, мистер Вайтмен. Естественно сейчас шампунь.
- Она хочет знать про открытки и звонки в дверь.
- Открытки и звонки, - задумчиво пробормотал он. - Нет, никто не звонил, - он хрустнул пальцами. – А! да, да, да, да. Можешь передать ей, что я уже свихнулся от них. Каждое утро я получаю от нее открытку по почте.
- Что она пишет?
- Скажи ей, что почта приходит, когда я утром ем яйца, которые варю четыре минуты. Я кладу почту перед собой на стол, ее открытка сверху. Я доедаю яйца, жадно хватаю открытку. И что? Рву ее на две части, потом на четыре, потом на шестнадцать и выкидываю эту небольшую метель в корзину. Наступает время кофе. Я понятия не имею о том, что она пишет.
- А звонки?
- Это наказание страшней, чем открытки, - он засмеялся. – Фурия в аду ничто, по сравнению с брошенной женщиной. Итак, каждый день в половину третьего, как только я начинаю репетировать, происходит что?
- Она отрывает тебя от земли пятиминутной канонадой звонка?
- У нее не хватает смелости. Каждый день я слышу один короткий, даже незаметный биип, потом переключается передача и глупый ребенок уезжает.
- Тебя это не беспокоит, да?
- Беспокоит? Она была права, когда считала меня чувствительным, но она недооценила мою приспособляемость. Это беспокоило меня первые пару дней, но сейчас я замечаю это не больше, чем шум трамваев. Мне действительно надо было минуту подумать, прежде чем понять, о чем ты меня спросил.
- У этой девочки глава налиты кровью.
- Лучше бы она приберегла эту кровь для своих мозгов. Кстати, что ты думаешь про мою новую студентку?
- Кристину? Если бы она была моей дочерью, я бы послал ее в школу сварочников. Она из тех, кого учителя в начальной школе называют слушателями. Учителя ставят их в угол, просят отбивать такт ногами и закрыть свои маленькие рты, пока весь класс поет.
- Она страстно хочет учиться, - сказал Лари в оправдание. Он плохо реагировал на намеки, что его интерес в студентках какой угодно, но не профессиональный. И в свое оправдание, он был воинственно предан артистическим способностям своих подопечных. Например, свою ядовитую оценку голоса Элен он держал при себе, пока не был готов бросить ее в каменный мешок.
- Через десять лет Кристина будет готова петь «Пасхальные булочки».
- Она может удивить тебя.
- Она вряд ли, а вот Элен способна, - я был взволнован тем, что Элен давала волю ужасным неодолимым силам. И все-таки в этих открытках и звонках была только глупость.
- Какая Элен? – как в тумане спросил Лари из-под горячем полотенца.
У парикмахера зазвонил телефон. Он собрался снять трубку, но телефон замолчал. Парикмахер пожал плечами.
- Забавно. В последнее время, когда мистер Вайтмен здесь, телефон всегда так себя ведет.
У моей кровати зазвонил телефон.
- Это Лари Вайтмен!
- Отвали, Лари Вайтмен! – часы показывали два часа ночи.
- Скажи этой девчонке, чтобы она перестала, слышишь?
- Хорошо, еще бы, с радостью, - хрипло ответил я. – Кому?
- Этой оптовой бакалейщике, конечно! Этой из Буффало. Слышишь? Она должна немедленно прекратить. Свет, этот проклятый свет.
Я собрался положить трубку, надеясь на случится чудо, и у него порвется барабанная перепока, когда очнулся и понял, что восхищен. Элен наконец использовала секретное оружие. У Лари был сольный концерт сегодня вечером. Может она хотела, опозорить его перед всеми. – Она ослепила тебя светом?
- Хуже! Когда свет в доме погас, она осветила свое глупое лицо одним из идиотских фонариков, который люди носят на цепочке с ключами, пока батарейки не сядут. Она ухмылялась из темноты как смерть.
- Весь вечер? Мне кажется, батарейки должны были сесть.
- Она стояла, пока была уверена, что я ее вижу, затем погасила его. И начался кашель. Господи! Кашель!
- Кто-то всегда кашляет.
- Но не так, как она. Как только я вдохну, чтобы запеть, она начинает кхе-кхе-кхе. Специально, по три раза.
- Ладно, если я увижу ее, я ей передам, - я был несколько заинтересован новым поворотом в поведении Элен, но расстроен тем, что у него не было никаких перспектив. – Такой старый актер, как ты должен легко не обращать на это внимание, - это была правда.
- Она пытается преследовать меня. Она хочет сломать меня перед моим концертом в Ратуше, - горько сказал Лари. Для него этот юбилейный концерт в Ратуше был высшей профессиональной точкой, который всегда пользуется успехом у критиков. Не сделай он ни одной ошибки, и Лари все признают. Но теперь, когда до представления остается два месяца, Элен начала свою кампанию с фонарем и кашлем.
Через две недели после безумного звонка Лари, Элен и я опять встретились за обедом. Она была по прежнему откровенно недружелюбна, обращаясь со мной, как будто я был ценный шпион, которому нельзя доверять и с которым противно иметь дело. Еще раз у меня сложилось тревожное впечатление, что она обладает скрытой силой, что может произойти что-то важное. На ее лице играл румянец, а в движениях хитрость. После нескольких дежурных фраз она спросила, говорил ли Лари что-нибудь о фонарике.
- Еще как, - ответил я, - после твоего первого представления. Много ругался.
- А сейчас? – горячо спросила она.
- Для тебя плохие новости, для Лари хорошие. Он вполне привык после трех репетиций и совершенно успокоился. Я боюсь, что эффект оказался нулевым. Слушай, почему бы тебе не оставить его? Ты долго досаждала ему, так? Месть это все, что ты могла получить, и ты ее получила.
Она сделала одну большую ошибку, которая могла и не дойти до меня: все ее выходки были постоянным и предсказуемым, Лари мог легко вписать их расписание своей жизни и не обращать на них внимания.
Она легко восприняла плохие новости. Я мог вполне сказать ей, что она добилась потрясающего успеха успеха. Лари был готов сдаться.
- Месть это не так уж и много, - сказала она.
- Хорошо, Элен, ты мне должна кое-что пообещать.
- Конечно. Почему бы мне не быть как Лари и не обещать все подряд?
- Элен, обещай мне не совершать никакого насилия на его концерте в Ратуше.
- Слово скаута, - сказала она и улыбнулась. – Самое простое обещание, которе я давала в жизни.
В этот же вечер я передал наш загадочный разговор Лари. Он лежал в постели, ел крекеры и пил горячее молоко.
- Ух-ху-ху-ху-ху, - ответил он с полным ртом. – Если она поступит благоразумно, это будет первый раз в ее жизни, - он презрительно пожал плечами. – Она разгромлена, эта Элен Смарт.
- Элен Спаркс, - поправил я.
- Как бы там ни было, скоро она сядет на поезд домой. Отвратительный вкус. Серьезно. Я не удивлюсь, если она бросала бумажные шарики и вставляла булавки в мой дверной звонок.
Где-то на улице загремела крышка мусорного бачка.
- Какой грохот, - сказал я. – Неужели это надо делать с таким шумом?
- Какой грохот?
- Мусорного бачка.
- Ах, это. Если живешь здесь, то должен привыкнуть. Я не знаю, кто это, но они пинают бак каждую ночь, - он зевнул, - как раз перед сном.
Надеятся на то, что умные люди хранят большие секреты, особенно чужие, большая наивность. А простаки и подавно постоянно болтают о себе, как например преступники в тюрьмах или того хуже. Чтобы они не делали, лучше не болтать о себе ради восхищения. Сложно поверить, что Элен хранила секреты больше чем пять минут. А на самом деле, она даже не пискнула на протяжении шести месяцев, с момента своего разрыва с Лари. За два дня до концерта в Ратуше она мне призналась.
Мы говорили во время одного из наших обедов в ресторане. Она так рассказывала новости, что я не понял, что она проговорилась, пока на следующий день не увидел Лари.
- Пообещай мне, Элен, - попросил я ее еще раз, - никаких выходок в день концерта. Никакого лая, вонючих бомбочек или повесток в суд.
- Не будь занудой.
- Ты тоже, дорогая. Этот концерт так же важен для любителей музыки, как и для Лари. Это не место партизанских боев.
В первый раз за много месяцев она казалась отдохнувшей, как человек который только что закончил часть работы и полностью ей доволен. Редкое зрелище в последнее время. Она, обычно красная от волнения, сейчас побледнела и стала розовой.
Она ела в тишине и ничего не спрашивала у меня про Лари. Да я и не мог ей рассказать ничего нового. Несмотря на то, что она о себе постоянно напоминала с помощью дверного звонка, почтовых открыток, фонариков, кашля и Бог знает чего, Лари совершенно забыл о ней. Его жизнь вошла в обычную безмятежную колею.
Она рассказала мне новости. Они объяснили ее спокойствие. Я уже предполагал это несколько раз и сам пытался уговорить ее. Я не удивился и не поразился. Это было абсолютно справедливое и верное решение этой проблемы, абсолютно очевидное.
- Жребий брошен, - трезво сказала она. – Никаких возвращений.
Это и к лучшему, что жребий был брошен, согласился я с ней; я думал, что понял, о чем она говорит. Единственной неожиданностью был ее поцелуй в щеку. Она поцеловала меня, когда встала, чтобы выйти из ресторана.
На следующий день, как обычно я пришел к Лари в студию на коктейли в пять. Его нигде не было видно. А Лари всегда, когда я прихожу, в гостиной возился с коктейлями, элегантный в ярком пиджаке из шотландской шерсти, который прислала ему в подарок поклонница.
- Лари! – позвал я.
Занавески в спальне раздвинулись, и он появился, слабый и жалкий. Он был одет в халат с алой подкладкой и вышитую накидку, словно из реквизита забытой оперетты. Он упал в кресло, как раненный генерал, и закрыл лицо руками.
- Грипп! – догадался я.
- Это какой-то неизвестный вирус, - мрачно ответил он. – Доктор ничего не нашел. Ничего. Наверно это начало третьей мировой войны – бактериологической.
- Может тебе всего лишь надо поспать, - любезно посоветовал я.
- Спать? Ха-ха! Я всю ночь не мог уснуть. Горячее молоко, подушки под поясницу, шерсть…
- Внизу была вечеринка?
Он вздохнул.
- У соседей было как в морге. Это что-то во мне, говорю же тебе.
- Хорошо, но у тебя хотя бы есть аппетит…
- Я тебя пригласил, чтобы ты мучил меня? Завтрак, мое любимое мясо на вкус как опилки.
- Ну, твой голос по крайней мере звучит хорошо, а это сейчас самое главное, так?
- Репетиция утром была провальной, - с раздражением ответил он. – Я был неуверен, хрипел и промахивался. Я плохо себя чувствую, я не готов, полуголый…
- Все равно ты выглядишь на миллион долларов. Парикмахер сделал…
- Парикмахер – мясник, рубщик…
- Он сделал хорошую работу.
- Тогда почему я не чувствую себя так, как он сделал? – Лари встал. – Сегодня все наперекосяк. Все расписание летит к чертям. И никогда в своей жизни, ни разу я нисколечко не волновался перед концертом. Ни разу!
- Ладно, - с сомнением начал я, - может быть хорошие новости тебе помогут. Я вчера за обедом видел Элен Спракс и она сказал мне…
Лари щелкнул пальцами.
- Это она! Это она! Конечно, эта Элен, она отравила меня! – он зашагал по полу. – Ей мало меня убить, она хочет свести меня с ума перед завтрашним вечером. Она все время пыталась меня достать.
- Я не думаю, что она отравила тебя, - сказал я, улыбаясь. Я хотел отвлечь его непринужденностью. Я вдруг осознал весь ужас того, что собирался сказать и остановился.
- Лари, - медленно проговорил я, - Элен уехала в Буффало прошлой ночью.
- Скатертью дорога!
- Не надо будет больше рвать открытки за завтраком, - небрежно кинул я. Ноль эффекта. – Никаких звонков в дверь перед репетициями. – ноль эффекта. – никаких звонков парикмахеру, никакого грохота мусорного бака перед сном.
Он схватил меня за руки и тряхнул меня.
- Нет! – вскрикнул он.
- Да, черт возьми, - я начал смеяться, несмотря на себя. – Она настолько вклинилась в твою жизнь, ты без нее шага не мог сделать.
- Маленький термит, - прохрипел Лари. – Гнойный, вредный, коварный, скользкий, маленький…- он ударил по камину. – Я порву с этой привычкой!
- Привычками, - поправил я. – Если ты это сделаешь, то это будут первые привычки в жизни. Справишься до завтра?
- Завтра? – простонал он. – О, завтра.
- Фонари погасли и…
- Никаких фонариков.
- Ты можешь приступать к первому номеру…
- Где кашель? – отчаянно спросил он. – Я сейчас буду ругаться как в Техасе.
Он задрожал и снял телефонную трубку.
- Оператор, соедините с Буффало. Как ее зовут, еще раз?
- Спаркс – Элен Спаркс.
Меня пригласили на свадьбу, но я лучше бы пошел на публичную казнь. Я послал серебряную вилку для маринадов и свои пожелания.
К моему изумлению, Элен присоединилась ко мне за обедом на следующий день после свадьбой. Она была одна и притащила большой пакет.
- Что ты здесь делаешь в такой день? – спросил я.
- Провожу медовый месяц, - она с удовольствием заказала сендвич.
- Ого, а где жених?
- Проводит его в студии.
- Вижу. Я не заметил, как мы дошли до той точки, когда было бы неделикатно с моей стороны спрашивать о будущем.
- Я потратила сегодня два часа, и купила ему один костюм.
- А завтра?
- Два с половиной часа, и еще пара туфель.
- Маленькие капли воды, Маленькие зёрна песка, - прочитал я. - Создают могучий океан И прекрасную землю. – я указал на пакет. – Это часть твоего приданого?
- В каком-то смысле. Это крышка мусорного бака, поставлю ее рядом с кроватью, - улыбнулась она.
(Англо-русский перевод выполнил Алексей Шапошников
velloun.)
